Джек Лондон из Дрибинского района

Белорусским Джеком Лондоном многие литературоведы и писатели называли нашего земляка Бориса Казанова, которому в конце прошлого года исполнилось бы 85 лет. О нем рассказывает краевед Владимир Лившиц.

"Мы жили в ужасающей нищете среди населения, развращенного войной и ненавистью к евреям, даже мертвым, расстрелянным в Лисичьем рву"

Борис Михайлович Ривкин (литературный псевдоним Казанов) родился 26 декабря 1938 г. в Рясно в семье Михаила и Бэлы Ривкиных.

С началом Великой Отечественной войны мать с сыном успела эвакуироваться на Урал, но отдала Бориса, которому было всего два с половиной года, в детский дом в городе Миас Челябинской области. Уже будучи взрослым, Борис не обижался на нее, ибо узнал, что в Рясно она уже тогда потеряла дочь и не имея возможности прокормить сына, посчитала что он сможет выжить только в детдоме.

Борис был благодарен матери за спасение. В своей автобиографической книге "Роман о себе" он написал: "…она вывезла меня из Рясны, пока Батя (он имел в виду своего отца Михаила Ривкина – В.Л.) пил, а дед с бабкой решали: убегать от немцев или, может, удастся с ними поладить? Помню как будто: женский силуэт у окна и длинный грохочущий под нами металлический мост…"

Уже когда он стал знаменитым писателем, матери случайно попала одна из его книг. И хотя она была опубликована под псевдоним, она узнали его по фотографии и написала письмо в московское издательство с такими словами: "Я плакала, глядя на твое милое лицо". К сожалению, они так никогда и не встретились…

В детдоме его полюбила и хотела усыновить Бэла Казанова. Она даже приехала с ним в Рясно и пыталась без разрешения дедушки и бабушки увезти его назад на Урал. В память о ней Борис взял ее фамилию для псевдонима, под которым вошел в историю литературы.

Пыталась усыновить его и одна татарская семья. По этому поводу наш земляк как-то пошутил, что если бы это случилось, то был бы он "татарским классиком".

В детском доме его отыскали дедушка Гиля и бабушка Шифра и в 1946 году они вернулись в Рясно.

В своих воспоминаниях "Роман о себе" Борис Михайлович писал, что в Рясно в 1946 году мы "…оказались единственными евреями, которые уцелели во время войны. Мы жили в ужасающей нищете среди населения, развращенного войной и ненавистью к евреям, даже мертвым, расстрелянным в Лисичьем рву. Мальчишки, с которыми я учился в школе, дети бывших полицаев или родившиеся от оккупантов, разбивали камнями окна в нашем доме. В этом доме с разбитыми стеклами я написал свое первое стихотворение "Весна". Выведенное большими детскими буквами на листке из школьной тетради, оно было опубликовано в Москве в "Учительской газете". Этот успех словно явился с другой планеты. Я почувствовал, что у меня есть оружие, чтобы противостоять судьбе, какой бы тяжелой она ко мне не была".

"Я так и не воспользовался своим дипломом, ни одного дня не проработал в школе. И все же это были не потерянные годы"

Несколько раз брал его к себе в город Мстиславль отец, самодеятельный композитор и организатор нескольких хоровых коллективов на Могилевщине. Однако Борис не мог ужиться с мачехой и возвращался в Рясно, где в 1957 году окончил среднею школу и поступил на филологический факультет Могилевского педагогического института.

Об учебе в вузе вспоминал так: "Поначалу было нелегко жить на крошечную стипендию. Ведь некому было мне помочь. Потом я освоился и начал зарабатывать: публиковал статьи и рассказы в местной газете, подрабатывал во время каникул спасателем на лодочной станции, инструктором по физкультуре в детских лагерях отдыха. Несколько раз уезжал со студенческими отрядами в Казахстан на уборку урожая. Тогда по инициативе Хрущева в тех краях осваивали нетронутые целинные земли.

Можно еще упомянуть про золотую медаль. Завоевал ее, победив на студенческих соревнованиях по боксу в Ленинграде. Счастливые, в общем, были годы, хотя не оставили никакого следа на бумаге. Наверное, были отодвинуты грядущими более сильными впечатлениями. То же самое можно сказать и о приобретенной профессии учителя. Я так и не воспользовался своим дипломом, ни одного дня не проработал в школе. И все же это были не потерянные годы…"

В год окончания института Борис Михайлович опубликовал два рассказа "Солнце, которое пришло к Светланке" и "О моем друге Валерке Брындиневе" в республиканской газете "Зорька", а также рассказ "Я люблю тебя" в журнале "Нёман".

Во время учебы он подружился с Игорем Шкляревским (1938-2021), который также некоторое время учился в пединституте, а в последствии стал известным российским поэтом. В своих воспоминаниях Борис называет его "Шкляра".

В 2015 году, когда я начал изучать жизнь и творчество Казанова, то обратился к Игорю Ивановичу Шкляревскому. Его адрес мне дал профессор и поэт из нашей академии Александр Клочков, который долгие годы вел с ним переписку.

В ответ Шкляревский написал: "…мы были одногодки и, можно сказать, одной судьбы, он и я жили в детском доме. Мы действительно дружили и много общались, часто обсуждали стихи – свои и чужие, но Борис больше тяготел к прозе. В нем уже в студенческие годы улавливалась творческая натура. Когда мне удалось выпустить в Минске два сборника стихов, он также загорелся мечтой издать книгу. И я помогал ему в этом…"

Почему Борис после окончания пединститута не пошел работать в школу, а поехал на Дальний Восток и на некоторое время стал моряком? Игорь Иванович на этот вопрос ответил, что его друг, еще будучи студентом, мечтал о море и хотел поехать посмотреть страну. Я посоветовал ему отправиться на Дальний Восток…" Это подтверждает в своих воспоминаниях и сам Казанов.

"Решив три дня не есть, пересчитал в кабинке туалета деньги и надежно запрятал от себя"

О своей первой поездке, которая состоялась в 1962 году, Борис Казанов вспоминал: "Дорога на Восток началась через сутки из Москвы, из окрестности Ярославского вокзала, где стоял на первом пути поезд "Россия". Денег было в обрез, я получил крошечный гонорар в журнале "Нёман", приготовив к публикации рассказы несчастной, неизлечимо больной писательницы из провинции. Гонорара хватало только до Хабаровска, если что-то оставить и на еду. Решив три дня не есть, пересчитал в кабинке туалета деньги и надежно запрятал от себя…"

Казанов служил матросам на пароходе "Брянск". Затем в 1963 году заочно окончил Владивостокскую мореходную школу и таким образом стал профессиональным моряком. Ходил на охотничьих, рыболовных, водолазных, научных судах.

Поработав на Дальнем Востоке, он в 1964 году приезжает в Минск, где решил заняться литературным трудом. Об этом периоде Борис вспоминал: "Только фантастической верой в удачу можно объяснить мой самоличный переезд в Минск, – без работы, квартиры и прописки. Не имея никакого литературного опыта, я принялся за книгу, чтобы немедленно прославиться. Писал в редакции детской газеты, где меня знали и давали ключ на ночь. Днем отсыпался у друзей, смело одалживал деньги "под книгу". Ведь я не сомневался, что ее издадут! Действительно, книга вышла, и я рассчитался с долгами. Никакой славы она мне не принесла, зато выглядела красиво. Оформление сделал мой друг Борис Заборов, теперь знаменитый парижский художник…"

Речь идет о книгах, изданных в Минске "Прописан в Тихом океане" (1966) и "Антоновские яблоки" (1968).

Интересно, что Борис Заборов, который оформлял его книги, в последствии стал известным живописцем, графиком, скульптором, театральным художником. В 2010 году в его родном Минске прошла большая ретроспективная выставка в Национальном музее изобразительных искусств Беларуси.

Борис Казанов в промежутках между писательской и журналистской деятельностью неоднократно плавал на судах. Став профессиональным моряком, участвовал в географических экспедициях в Беринговом и Охотском морях, в подъеме затонувших судов в Арктике. У него была типичная судьба моряка и рыбака: он приезжал на сезон во Владивосток, уходил в море, работал там месяцев восемь, потом уезжал в Минск, там отписывался и так на протяжении нескольких лет.

Покорив минские издательства, Казанов решил попробовать издать книгу "Осень на Шантарских островах" в Москве, притом в ведущем издательстве страны "Советский писатель". И это удалось в 1972 году, а через 12 лет там же вышла книга "Полынья".

В тот период, когда он возвращался в Минск, Борис Казанов активно сотрудничал с белорусским радио и телевидением. По его сценариям было снято более десяти телевизионных и документальных фильмов. Один из документальных фильмов "Охота со старой собакой" получил приз "Серебряный олень" на Международном кинофестивале в Венеции (1968), второй телефильм "Притяжение воды" стал лауреатом Международного фестиваля "Человек и море" в Юрмале (1985).

Участвовал в создании художественных фильмов: "Призывник" (1987)", за который получил гран-при фестиваля белорусского кино, и "Полынья"(1990).

Несмотря на рекомендацию Василя Быкова

В 1987 году Бориса Казанова с пятой попытки, приняли в Союз писателей! Известный белорусский писатель Семен Букчин в статье "Судьба белорусского Джека Лондона" отмечал, что в приемной комиссии "…действовали далеко не морские законы. Ну, кто такой был Боря Казанов с точки зрения белорусской советской литературы? С одной стороны, он как будто свой, наш, могилевский. А с другой – не очень… Ну, во-первых, с пятой графой подкачал (имеется в виду, что он был еврей по национальности – прим. horki.info), что совершенно ясно написано на его физиономии, и тут никакой псевдоним (Казанов), ни взятая фамилия жены (Лапицкий) не поможет. Более того – навредят… Поскольку бдительные члены приемной комиссии и президиума Союза писателей БССР понимают, что это просто способы скрыться. Так сказать, известные еврейские штучки. Но разве ж от них скроешься, от бдительных? И второе отягчающее обстоятельство – пишет по-русски. Нет, конечно, у нас тогда процветал интернационализм, и в СП БССР было немало пишущих по-русски писателей. Но не зря говорится, что и среди равных есть более равные…

А у Бори Казанова уже две книги вышли в белорусском издательстве, а потом в престижном московском "Советском писателе" еще две книги, да еще одобрительно замеченные всесоюзной критикой – сборник рассказов "Осень на Шантарских островах" и роман "Полынья". И шла долгие годы великая Борина битва за вступление в Союз писателей. Дело было, разумеется, не в квартире, которую можно было получить через тот же Союз (кооперативное жилье он выстроил за свои кровные), не в путевках в Дома творчества, которые тоже не помешали бы, – отдохнуть, поработать, потрепаться с коллегами… Дело было прежде всего в том, что членство в Союзе писателей тогда официально узаконивало человека в писательском статусе. Вроде и никто не запрещает писать и даже предлагать издательствам книжки, написанные не членом… Но лучше все-таки быть членом – в службу можно не ходить, и в тунеядстве не уличат, и в издательство ты уже приходишь с другим выражением на лице.

Я не знаю, сколько раз приемная комиссия отбрасывала Казанова – четыре или пять (а это годы и годы!), несмотря на рекомендацию Василя Быкова. Пока не пришел 87-й год, и в уже разгоравшуюся перестройку приняли-таки Казанова – с кучей книг, журнальных и прочих публикаций, приняли эту немолодую, почти пятидесятилетнюю, исстрадавшуюся и униженную душу. Приняли, когда уже все по сути валилось, – и страна, и литература, и все писательские привилегии".

Думаю, что причиной была не "пятая графа". В Союзе писателей Беларуси были евреи, пишущие как на белорусском, так и на русском языках. Скорее всего, причина была в том, что члены приемной комиссии завидовали нашему земляку, книги которого выходили в главном писательском издательстве СССР.

"Я обязан Израилю не только жизнью, но и своими новыми книгами"

С развалом союза возникли материальные трудности у всех творческих людей, особенно у тех, кто жил на литературный гонорар. Но не эти причины были главными для Бориса Казанова, когда он решил переехать в Израиль в 1995 году.

Он вспоминал: "Я приехал в Израиль в возрасте 57 лет – не по причине изменившихся условий жизни после падения СССР. Возвратись с последнего плавания из Новой Зеландии, я имел приличное жалование в российской телерадиокомпании "Мир", аккредитованной в Минске.

Все сделала, можно сказать, заметка молодой писательницы-репатриантки под названием "В Израиле хорошо пишется!" Почему-то в эти ее слова я сразу и бесповоротно поверил. Всегда сопутствующая мне удача и здесь меня не подвела, хотя я перенес тяжелую болезнь с двумя сложнейшими операциями. Я обязан Израилю не только жизнью, но и своими новыми книгами".

Наш земляк вначале поселился в городе Кармиэле, а потом переехал в Кацрин, что на Голанских высотах. Здесь в 1998 году он издал "Роман о себе", который считал вершиной своего творчества. Книга была опубликована в Тель-Авиве при финансовой поддержке Министерства абсорбции и Фонда президента Израиля.

Стал членом Союза русскоязычных писателей Израиля и неоднократно печатался в литературном альманахе "Кармиэльские встречи", в русскоязычных газетах Израиля, в альманахе поэзии и прозы "Кедр".

Написал несколько рассказов: "Почта Цунами", "Пари", "Строки, навеянные дурной погодой", "Табу" – отрывок из недописанной повести "Мой друг Изя".

Вместе с тем, Борис Казанов не прерывал связи с российскими издательствами: в 2007 году в Москве вышла книга "Шантарские острова", которая в номинации "Проза" была удостоена Национальной премии России "Золотое перо Руси".

А в 2012 году во Владивостоке вышел его двухтомник "Романы и рассказы".

Писатель умер 3 ноября 2016 года.

"В ужасе докладывала главному цензору, что в моей книге Бог знает что творится: "избивают зверей беззащитных, одна кровь и мозги от разбитых черепов"

Первая книга Бориса Казанова – повесть "Прописан в Тихом океане" рассказывает о дружбе двух подростков – четырнадцатилетнего мальчика Валерки Брындина, отец которого во время оккупации стал изменником Родины, а потом сбежал с фашистами, и его друга Севы Шалабоды. Из-за его отца-предателя Валерия в школе преследуют одноклассники. Но есть у него друг Сева, который его поддерживает и глубоко за него переживает.

Их сближает мечта – уехать на Тихий океан и стать моряками. Валерию не довелось увидеть океан: он погибает от бандитской пули, а его друг уезжает на Дальний Восток и становится моряком. Таким образом эта книга о бескорыстной дружбе, романтике и приключениях, о непримиримости к нечестности и криводушию. Книга получила положительный отзыв литературного критика Игоря Акимова в "Литературной газете" 29 марта 1967 года.

В 1968 году вышла вторая книга Казанова – повесть и рассказы "Антоновские яблоки". Она была предназначена для среднего и старшего возраста и включала четыре произведения: "Солнце, которое пришло к Светланке", "Красные камешки", "Афоня" и "Антоновские яблоки". Эти произведения рассказывают про становление характеров детей и подростков, их радости и огорчения, духовные устремления. Книга учила, что нужно любить природу родного края.

Как отмечал наш земляк в своей биографии, гонорар за эти издания помог рассчитаться с долгами. А вот книга "Осень на Шантарских островах", опубликованная в Москве, притом в ведущем издательстве страны "Советский писатель", принесла ему славу "Белорусского Джека Лондона". Ведь опубликовать книгу начинающему писателю в таком издательстве, да к тому же не члену Союза писателей – большая жизненная удача!

Нашему земляку повезло, что на своем пути он встретил Игоря Акимова – русского писателя и журналиста, критика журнала "Юность". Он знал Казанова по публикациям в журнале "Юность", и поэтому предложил ему издать книгу.

Казанов с теплотой вспоминал, что с него "…все и началось. Собрав разрозненные мои рассказы, один за другим отвергаемые журналами, он придал им вес в форме единой рукописи… Никто и не думал, что я в Минске, никому и в голову не приходило, кто я. Такие рассказы мог написать, безусловно, человек, родившийся на суровых берегах Сахалина, с детства познавший быт и труд зверобоев, китоловов".

Как известно, рукописи, поступившие в издательства, вначале отдают специалистам-рецензентам, и они на книгу Казанова дали положительные оценки. Однако это не было гарантией для опубликования. При советской власти каждую книгу читал цензор из "Главного управления по делам литературы и издательств". И как потом передали Казанову, цензор его книги "…в ужасе докладывала главному цензору, что в моей книге Бог знает что творится: "избивают зверей беззащитных, одна кровь и мозги от разбитых черепов".

На это главный цензор спросил:

– Тема защиты природы?

– Ну, наверное…

– Только что вышло постановление Косыгина, надо охранять природу, – сказал главный цензор, и книга была издана".

Шантарские острова относятся к Хабаровскому краю, когда там плавал наш земляк, они использовались для зверобойного промысла. Сюда, как говорили местные жители, ходили "бить зверя". В настоящее время острова входят в одноименный Национальный парк и охота там запрещена.

"Осень на Шантарских островах" представляет собой цикл рассказов об отстреле на островных лежбищах тюленей во льдах Охотского моря – чтение не для слабонервных и впечатлительных людей. Впрочем, это была не охота, а убийство зверей и происходило оно так: на кораблях, курсирующих вдоль берега, включали прожекторы, тюлени пугались и ползли к морю, в это время охотники выходили на берег и дубинами убивали их. Убивали из-за их шкур, мяса и жира, который часто использовался в качестве топлива для ламп, смазочных материалов, компонентов мыла, жидкой основы для обработки таких материалов, как кожа и джут.

Но жуткое описания охоты не главное в книге – автор старается привить любовь ко всему живому на земле, неприязнь к тем, кто смотрит на природу потребительски, не думая о последствия для экологии, и о том, что же мы оставим потомкам. Талантливо он описывает красоту природы, моря и шторма.

"Часто при чтении даже возникала мысль: как это напечатали? То есть это настолько хорошо"

И еще. Писатель очень интересно говорит о людях моря, их судьбах и всем пафосом своего творчества утверждает благородство трудового человека. На это обратил внимание классик белорусской литературы Василь Быков, который прочитав книгу написал автору: "Характеры Ваших героев вылеплены настолько выпукло, что можно только позавидовать. У Вас великолепное чувство образа. И есть еще что-то у Вас, что-то неуловимое в ритмике или в философии, что всегда отличает настоящий талант". И еще: "Все рассказы в сборнике подобраны удивительно равные, нет ни одного слабого или слабее других. Часто при чтении даже возникала мысль: как это напечатали? То есть это настолько хорошо, что совсем не по времени". А в заключении добавил: "Рассказы великолепны, как великолепен Ваш талант, в котором есть немало от двух великих – Бабеля (Исаак Бабель – писатель, переводчик, сценарист, драматург, журналист и военный корреспондент – В.Л.) и Хэма (так Быков называет лауреат Нобелевской премии по литературе Эрнеста Хемингуэя – В.Л.), что, разумеется, делает Вам честь… Я не сомневаюсь, что Вы блестяще поработаете в литературе".

И Быков не ошибся! В следующей книге "Полынья", опубликованной в 1984 году, наш земляк вновь показал себя блестящим мастером прозы, хотя писалась она по его собственным воспоминаниям тяжело – "кровью, а не чернилами". В этом романе Казанов рассказывает о том, как исследовательское судно "Шторм" ушло на дно моря в воздушном пузыре. В результате корабль не раздавило, а люди, оставшиеся в каютах, не утонули. Некоторым членам команды удалось всплыть в воздушной оболочке, но они погибли от кессонной болезни.

Анатолий Либерман, доктор филологических наук, профессор Миннесотского университета, в рецензии на эту книгу, опубликованную в 2003 году в "Новом журнале" (Нью-Йорк), отмечал, что это не производственный роман, хотя "…главное в "Полынье" – работа водолазов… Казанов не был подводником и, следовательно, не видел того, о чем рассказывает, но таких захватывающих описаний нет, наверное, ни у кого: каждое движение водолаза подобно прощупыванию минного поля, и замедленная съемка течений, камней, рыб (непридуманный вариант прогулки капитана Немо) не утомляет. Образный язык, нестандартные краски, фразы, как будто для таких описаний и существующие, – все это свидетельствует о большом таланте".

В Израиле наш земляк опубликовал в 2007 году автобиографический "Роман о себе", в котором много места уделил родным местам – деревне Рясно и городу Могилеву, а также друзьям и коллегам, с которыми его свела жизнь: поэту Игорю Шкляревскому, художнику Борису Заборову и многим другим.

Критик Семен Букчин в статье "Судьба белорусского Джека Лондона" об этой книге отзывался так: "…читается на одном дыхании. В ее нервной исповедальности, очевидной пристрастности стремление, прежде всего, понять себя…

"Так о чем все-таки книга? О том, как самолюбивый и гордый еврейский мальчик из белорусской деревни решил стать "большим писателем", белорусским Джеком Лондоном, как потерпел на этом пути фиаско, как его сломали? Или о том, как он выстоял, нашел мужество расстаться со своей музой, изыскано именуемой им Герцогиней, принять, как говорится, жизнь без затей и претензий? Наверное, книга и о том, и о другом. Но прежде всего она – несомненное свидетельство того, что талант утвердил себя, что настоящий, подлинный писатель состоялся, что искру Божью Казанов не зарыл в землю, хотя обстоятельства часто подталкивали к этому, что, наконец, прожита трудная и по-своему прекрасная, богатая, насыщенная жизнь. В отличие от сотен тепличных, комнатных литературных растений…"

В заключении к этой статье хочется привести несколько строк из книги "Роман о себе": "Я могу пока гордиться своей жизнью: я жил, как хотел. И даже если я не хотел жить, как жил, то я ведь не знал, как мне хотелось бы жить… Нет, я жил хорошо: и море было, и океан, и товарищи, и други, и враги, и приключения, и смерть в глаза глядела, – все это я видел, и даже кое-что из этого теперь навечно сохранится на бумаге. И душу, значит, удалось выплеснуть... "

Писателя не забыли на родине: он был почетным членом клуба творческих встреч при Дрибинской районной библиотеке "Вянок Дрыбіншчыны", материал о нем есть в музее Рясненской средней школы и Рясненской библиотеке-филиале.

Владимир Лившиц