"37 лет, гирю жал будь здоров. И вдруг – больной человек". К 35-летию аварии на ЧАЭС – монолог ликвидатора из Дрибинского района

26 апреля 1986 года произошла крупнейшая в истории человечества техногенная авария. На одном из энергоблоков атомной электростанции, находящейся в украинском городе Чернобыль, прогремел взрыв. Из разрушенного реактора в окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ. Частицы йода, цезия и стронция разнесло по большей части Европы. Но особенно сложной была ситуация в Украине и Беларуси, тогда входивших в состав Советского Союза. Пишет Максим Тетерин, МогилевОнлайн.

Чернобыльская атомная электростанция расположена всего в 16 километрах от нашей границы. Радиационный выброс затронул – только вдумайтесь! – 3678 населенных пунктов и 2,2 миллиона человек!

Последствия аварии на ЧАЭС ощущаются до сих пор. Пожалуй, нет такой семьи в Беларуси, которой бы не коснулась беда: заболеваемость раком щитовидной железы и другие болезни, вызванные радиацией… Если учесть, что в первые дни после взрыва почти вся территория республики была загрязнена радиоактивным йодом.

Ликвидация последствий крупнейшей ядерной катастрофы требовала проведения чрезвычайных мероприятий. В первую очередь предстояло законсервировать разрушенный 4-й энергоблок.

В канун 35-й годовщины аварии на ЧАЭС "МогилевОнлайн" пообщался с участником тех событий. 72-летний Николай Петрович Глатко живет в поселке Коровчино Дрибинского района. Предоставим ему слово.

На ЧАЭС поехал добровольно

– В советском еще удостоверении было написано: "Участник ликвидации последствии аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году". А в новом, которое выдали позже, я уже назван "пострадавшим". Таковым себя не считаю. Резонный вопрос: кто же тогда ликвидатор? Работать на ЧАЭС приезжали сотни тысяч человек. У многих потом появились проблемы со здоровьем. А звание у людей отняли. Несправедливо.

На ликвидации последствий аварии были люди из разных областей СССР. Из Сибири, с Урала, Кавказа… Я, к примеру, в Казахстане жил. Про взрыв на станции узнал из новостей по телевизору. Частичное разрушение, ситуация контролируемая и все такое. Сглаженно тогда подавали информацию. Потом, когда увидел внутренности энергоблока, впечатлился. Высота здания порядка 50 метров. И раскурочено оно было…

По профессии я водитель. Работал в управлении строительства города Степногорск. К технике меня с детства тянуло. Придешь после уроков в совхоз на машинный двор – праздник на душе. Там тракторов стояло несколько десятков. Целинные земли, что ты хочешь. В общем, закончил 8 классов, и дальше учиться не захотел. А первой моей "рабочей лошадкой" был грузовой ГАЗ-51. Тихоход, но надежный.

Но на ЧАЭС я попал в другом качестве. В один из дней приехал начальник колонны: нужны люди на ликвидацию последствий аварии. Я вызвался. Надо помочь, отчего нет? Никакой принудиловки. Было много тех, кто ехал туда добровольно, без ура-патриотизма и так далее. Я нормально смотрел на такие вещи. Деньги? Ну, это смешно…

Кандидатуру в управлении одобрили. Вопросов по работе ко мне не было: бригадир водительской бригады, в трудовой – одни благодарности; здоровье позволяло… И 5 августа группа из 5 человек полетела самолетом в Москву. Дома остались жена и трое детей. Надя, к слову, родом была с Могилевщины. Из Быховского района.

В столице переночевали в гостинице. Еще ребята подъехали. И снова на самолет, на этот раз в Ленинград. В институте повышения квалификации отучились на машинистов-операторов бетононасосных установок. 40 часов занятий с выездом на стройки: посмотреть, как работает эта техника.

21 августа улетели в Украину. Из Борисполя электричкой доехали до станции Тетерев. В штабе обрадовались: мужики, давно ждем. Водителей хватает, а заливщики бетона в дефиците. Хороним энергоблок.

Что тогда происходило на станции? Аварийный 4-й энергоблок был приведен в состояние, когда радиация удерживалась в установленных границах. Встал вопрос о консервации. В частности, предстояло по периметру возвести защитные стены. Над ними собирались устроить крышу, исключающую выброс радиоактивных частиц в атмосферу и попадание осадков внутрь.

Работали по 15 минут в день

Мы прибыли в распоряжение 605-го управления специального строительства Министерства среднего машиностроения СССР – в трудовой книжке все записано. Там было несколько районов, и у каждого своя специализация. Кто-то отвечал за быт и питание строителей. Другие – за работу бетонзаводов. Третьи – за деактивацию техники, находившейся на территории станции. И так далее.

Нашу 4-ю смену определили в 1-й район. Вели работы с северной стороны 4-го энергоблока. Стена там была довольно сложной. Ее делали каскадом. Выступами – их 4 всего, каждый 12 метров высотой и 6 толщиной – приближались к разрушенному блоку. Каскады служили защитой от излучения. Опалубку для них изготавливали из металлических щитов монтажники. Внутрь укладывали поврежденные конструкции и механизмы с энергоблока.

Надо сказать о технике, на которой работали – автобетононасосах. Назначение насоса в подаче смеси в место укладки. Но находиться рядом с радиоактивными руинами себе дороже. Плюс бетон требуется заливать на приличной высоте.

В Союзе тогда не производили высокотехнологичные спецмашины, которые подходили под ситуацию. Бетононасосы для работы на ЧАЭС закупили в Западной Германии. Я удивился, когда увидел. Машины фирм "Путцмайстер" и "Швинг" на шасси "Вольво" и "Мерседес". С длинными стрелами, позволяющими заливать бетон без приближения к опасному месту. Хобот-бетоновод вытягивался на 50 метров. Вот фото: "Путцмайстер" и я рядом. Снимок сделал земляк Сергей Супроткин.

Автомобили комплектовались выносными пультами управления. И наши придумали схему. Операторов по одному привозили к защитному свинцовому куполу. Выскакиваешь из кабины миксера, доставившего бетон, и бегом в бункер. Для обзора в нем было толстое стекло. Хотя мы не всегда видели, что снаружи происходит. Бетоновод-то за стену направлен. Корректировку делали по рации.

Период работы зависел от степени заражения территории. Нам довели: у пульта – по 15 минут. Время вышло – сменщик стучит в дверь. И ты уже на другом – порожнем – миксере едешь в "отстойник". В этот день работа заканчивается. Общая смена-то длится 6 часов. Вот и ждешь в комнате, пока все соберутся. Коротая время, играли в шашки и домино.

Интересно было, когда заливали 3-й и 4-й уступы стены. Бетононасосы тогда подняли на уже готовые ступени. На первую по пандусу заезжали миксеры с бетоном. Затем насосы первой ступени подавали смесь в насосы второй. Непростая цепочка.

Вот еще одна Сережина фотография. Лица не разобрать: стою в маске-лепестке – респираторе для защиты от пыли. А позади 3-й и 4-й энергоблоки. 3-й слева, он целый. А 4-й "спрятан" за стеной. Если присмотреться, заметны каскадные ступени.

На станции в то время был круглосуточный режим работы. Постоянно машины туда-сюда, туда-сюда… Ночью зажигали прожекторы. И так изо дня в день, без выходных.

А жила наша смена за пределами 30-километровой зоны отчуждения – на территории пионерлагеря "Голубые озера", в вагончиках-бытовках. Изначально хотели поселить на железнодорожной станции в плацкартных. Получайте, мол, матрасы. Но мы не согласились. Потребовали нормальных условий. Добирались от лагеря до места работы автобусом часа полтора.

В зоне мы ездили уже на другом транспорте. Были, например, такие маленькие автобусики "Кубань". Их специально освинцовывали.

В лагере мы и питались – в столовой. На работу еду не брали, только минеральную воду – обычно несколько ящиков. Обычной питьевой там не было, только минералка; мы даже ей полы и столы в "отстойнике" протирали перед тем, как новая смена заступала. Погода стояла жаркая, пить хотелось постоянно. Дожди за время командировки помню пару раз всего. Но сильные, с грозами. Талоны на питание строители получали сразу на месяц. Кормили вкусно. И сытно. У кого был аппетит, можно было есть, сколько хотелось. Перекусить можно было не только в лагере. Работала столовая в порту на Припяти, в самом Чернобыле… Город меня поразил. Безлюдный совсем. Пустые улицы, и цветы засохшие на окнах…

Пропуск в "запретку" оставил на память…

Моя работа закончилась в ноябре. На ликвидации последствий аварии пробыл два месяца и десять дней дополнительных. Смена вовремя не приехала – попросили задержаться. На родину улетел 3 ноября.

Да, вот еще что… У всех нас были пропуска местного назначения – на право въезда в закрытую зону. Когда уезжали, их надо было сдать. Но я сказал, что потерял. Оставил на память.

За командировку я неожиданно получил порядка 7 тысяч рублей. Оказалось, что для операторов импортных бетононасосов просто не было тарифа. И нам заплатили по высшей ставке – как водителям БелАЗов. И плюс все это время средний заработок шел на работе. Нормально.

Когда вернулся, друзья сказали, что выгляжу нехорошо: бледный, осунулся. Но я внимания не обратил. Дом, рейсы – все своим чередом. Потом уже началось… Ни с того ни с сего – слабость и головокружение. Ночью просыпаюсь мокрый от пота. Жена простыни два-три раза меняла. Не шучу. Временами болел желудок. Мучали головные боли. Без причины темнело в глазах – так, что боялся садиться за руль. А мне – на минутку! – 37 лет всего. Гирю жал будь здоров! И вдруг – больной человек.

Норма облучения для ликвидаторов была не более 2-х рентген в сутки. Каждому давали накопитель радиации, который выглядел как карандаш. Он показывал, сколько радиации человек получил за день. Дозиметристы вписывали в личные карточки полученные дозы. То, что на приборах, видели только сами спецы.

У меня по бумагам все в норме. А как на самом деле? Однажды попросили переставить бетононасос на участке, относящемся к 6-му району. Мешал проезду. Но фон возле станции отличался: здесь несколько десятых миллирентген, а туда – вообще не ходи… Сколько я тогда "схватил", какое было облучение? Дозиметрист, помню, матерился…

Плохо мне было несколько месяцев. А ведь нужно работать, семью кормить. Бегать по врачам нет времени. Да и не привык. А пойдешь… Я же шофер! На чем только ни ездил! ЗИЛ–585, 164, 555. ГАЗ-66, УРАЛ-375… А вдруг с машины снимут?

Считаю, что мне повезло. Старался не киснуть, поддерживать в себе моральный дух. Но честно скажу: молился. Чтобы хватило времени детей поставить на ноги. Высшая сила есть. Организм все переборол, справился.

Я – ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС. На пенсию вышел в 50 лет – это моя льгота. Но еще продолжал работать. И сейчас с насущными делами справляюсь без посторонней помощи, несмотря на возраст.

Мои дочь и сын живут рядом – в Могилеве. Не забывают меня. Есть внуки. Так что мне грех жаловаться на жизнь…