"Все они дрибинские!" Истории двух людей, которым пришлось переселиться в Дрибинский район из-за аварии на ЧАЭС

В Дрибинский район с 1985-го по 1990 год переселились из загрязненных радиацией районов Могилевской и Гомельской областей более 5000 человек. Получив, хоть и таким драматичным способом, новую кровь, социально и экономически отсталый район стал стремительно развиваться и через несколько лет вошел в десятку самых успешных в области. Какими силами и тяжелыми страстями дался тот рывок в 90-е годы, могут рассказать люди, которые были не только очевидцами и участниками большого переселения, но и непосредственными его организаторами.

Первый собеседник Владимир Кривицкий в 1980-е годы был вторым секретарем Краснопольского райкома партии, а сейчас директор Михеевской средней школы в одном из шести поселков для переселенцев. Для вынужденных новоселов обустроили Михеевку, Коровчино, Рясно, Пудовни, Трилесино, с чистого листа постарались выстроить деревню Белое.– Когда прошел первый слух об аварии, мы с коллегами в райкоме линейкой измерили расстояние на карте – 250 километров до станции нам показались хорошей "защитной зоной", – вспоминает Владимир Кривицкий. – Сегодня с горечью понимаю, насколько невежественны и наивны мы были в своем незнании последствий этой техногенной катастрофы. Потом из-за недостатка информации два года жили надеждами, что уровень радиации вот-вот упадет. Наивно полагали, что радионуклиды смоет дождем, а дожди, наоборот, принесли вдобавок к радиоактивному йоду на нашу землю цезий и стронций. Пытаясь уменьшить радиационный фон, сутками асфальтировали площадки у детских учреждений. Буквально ходили по домам, инструктируя людей о мерах безопасности. Все, честно признаться, боялись принимать решение о массовом переселении из загрязненных территорий. Но оно было неизбежно. Людей надо было спасать.Новое место для жительства выбирали всем миром. Делегации обязательных к отселению деревень, прежде чем приехать на Дрибинщину, объехали Витебскую область, которая тоже предлагала свои территории пострадавшим. В каждом регионе проходили непростые переговоры. Выбрав Дрибинский район, даже новое название придумали, пытаясь сохранить свои краснопольские корни – Краснодрибин. Но переименовывать ничего не стали: слишком много более важных и насущных проблем пришлось решать. Ведь надо было не только строить жилье, но и создавать с нуля всю инфраструктуру – медицину, образование, ГАИ, милицию. Люди хотели жить в приличных условиях. Надо было найти общий язык с местными жителями и вписаться в структуру территориального управления.Виктор Гуща возглавил в Дрибине оргкомитет, руководивший восстановлением района. Практически сразу он превратился в большую стройплощадку, где работали 4000 строителей со всей страны. За несколько лет в новых поселках хозспособом построено почти 2000 квартир, 5 средних школ, 2 участковые больницы, 3 амбулатории, 6 детских садов. Появились автовокзал, детский сад на 140 мест, здания райисполкома, военкомата, Дома культуры, Дома быта, гостиницы, Дома правосудия и иных структур, которые полагаются полноценному райцентру.Анализируя пройденный опыт, Владимир Кривицкий сегодня видит и огрехи этого масштабного и судьбоносного эксперимента:– Переселение в Дрибинский район большей частью стало успешным, в отличие от поспешного создания поселков для переселенцев в том же Хотимском или Чериковском районах, когда принимались за их строительство на такой же зараженной территории и потом опять переселяли людей. Точно так же, как переселение коренных сельских жителей в Минск – столичная жизнь мало кому из сельчан пришлась по вкусу, и многим так и не удалось оправиться после этих трагических событий. Еще одним плюсом дрибинского проекта стало решение строить новые поселки в виде деревень-спутников, привязав их к исконным местным населенным пунктам, где уже была создана инфраструктура, подведены коммуникации. Вот и деревня Белая, которую на Дрибинщине строили с нуля, оказалась проблемной, и люди там не прижились.

Известный фермер Владимир Ринг в дрибинскую деревню Коровчино перевез из Краснопольского района целый совхоз "Заводокский", которым в то время руководил, – 600 работающих, не считая их семьи. Как у всех, у Ринга и его коллектива была своя непростая эпопея переселения:– Нашей деревни Заводок, где была центральная усадьба совхоза, уже нет на карте. Когда к нам приехали высокие чины из Москвы изучать радиационную обстановку, под крышей моего дома уровень радиации был 126 кюри, в самой деревне – 80. А при уровне радиации в 40 кюри населенный пункт подлежал обязательному отселению в трехмесячный срок. Тогда этого никто не знал, и прожили мы в радиоактивном Заводке еще четыре года.Эта жизнь больно ударила по семье Ринга – заболела жена. В столичных клиниках, куда пробился этот активный и неравнодушный человек, чтобы спасти супругу, даже диагноз официально не ставили. Опуская глаза, врачи говорили: «Вы же понимаете, где вам приходится жить…» Не смирившись, Владимир Ринг добился серьезной операции:– Моя жена сейчас жива и здорова. Мы сумели ее отвоевать. Но сколько людей не смогли справиться с подобной бедой. Я до сих пор помню глаза женщин-ученых из каких-то минских специализированных научных ведомств. Они рассказывали нам, как обезопаситься в условиях, когда фонит все вокруг. А у самих в глазах слезы. Потому что они-то знали, что спастись от этой заразы невозможно. Конечно, и военные, и власти предпринимали различные действия. Все жили наивными надеждами. Срезали и увозили грунт – предполагалось, что таким способом можно оздоровить землю, асфальтировали и бетонировали все вокруг. Но результатов это не давало. Благо детей постоянно отправляли на оздоровление в чистые зоны.Когда было получено разрешение начать строительство жилья на чистых землях Дрибинщины, из богатого совхоза отправились строительные бригады с собственной техникой в деревню Коровчино, которую выбрал Ринг в первую очередь из-за наличия хорошей новой школы и неплохих дорог. Через год принимали первых краснопольчан 12 финских домиков. Работали с энтузиазмом – ведь строили и для себя в том числе.– В Дрибин приехали не с пустыми руками, – вспоминает Владимир Ринг, – 240 тысяч рублей, по тем меркам огромные деньги, а также тракторы, автомобили, экскаватор и другая сельхозтехника. Таким был наш вклад. Но самое ценное вложение – наши краснопольцы, которые, на мой взгляд, вдохнули новую жизнь в район. Только комсомольская организация нашего совхоза, которая насчитывала 115 парней и девушек, крепко омолодила и укрепила местное производство.Судьба будущего Краснодрибина в те годы виделась процветающей идиллией. Проект, рожденный еще в Советском Союзе, масштабно финансировался. Не считая крупных компенсационных выплат вынужденным переселенцам, предполагалось создавать новые промыслы, производства и даже отрасли. В этом перечне были и гусиные фермы, и швейные цеха, собственный мясокомбинат и завод по производству черепицы. Под будущий филиал Оршанского станкостроительного завода даже узкоколейку начали строить.Осуществиться этим планам было не суждено – грянул излом времен, а маленькая суверенная Беларусь справиться с такими масштабными проектами была не в силах. Все застопорилось. Плюс ко всему после деноминации у переселенцев "сгорели" огромные по тем временам компенсационные суммы, рассчитывая на которые, они планировали безбедно прожить долгое время.До сих пор в личных архивах Владимира Ринга хранится разработанное задание по проектированию поселка Коровчино. Не все получилось выполнить. Один из пунктов только благодаря его целеустремленности удалось воплотить в жизнь лишь спустя 25 лет после переселения: в 2017-м построили дополнительную ветку дороги, на 15 километров сокращающую путь в Могилев и выходящую на мстиславскую трассу.– Меня многие по сей день упрекают в том, что (и когда был начальником райсельхозпрода), с большей симпатией отношусь к бывшим краснопольчанам, – рассказывает Владимир Ринг. – Но это мои родные люди, с которыми вместе прошли все испытания. Людей такой душевной доброты, дружественности, открытости и даже наивности я в своей жизни не встречал. Когда решил заняться фермерством, механизаторы из нашего краснопольского совхоза Александр Авчиников, Николай Корытко, Виктор Сиваков пришли ко мне с предложением работать вместе, которое я без сомнений принял. И годы становления хозяйства мы с ними прошли вместе – в честном труде и братской взаимопомощи. Некоторые из переселенцев не смогли выдержать испытаний, выпавших на их долю. С другой стороны, целая когорта ярких и достойных людей выросла из пересленцев – Терешковы, Кривицкие, Шаройкины. А недавно на награждении лучших представителей частного бизнеса услышал знакомую фамилию – Руслан Мурго. Оказалось, это внук Анны и Эдуарда Мурго, которые переехали сюда из Славгорода. Выросло новое поколение. И никто уже не скажет, краснопольские они или славгородские. Все они дрибинские!